Глава 1. Что общего у школьных учителей и сумоистов?
В основе лежит идея, что стимулы (вознаграждения и наказания) управляют поведением людей, часто сильнее, чем мы думаем. Стимулы бывают трёх видов: экономические (деньги, штрафы), социальные (общественное признание или осуждение) и моральные (чувство долга, стыда).
Стимул, введённый в одной детсадовской программе в виде штрафа за опоздание, привёл не к тому, что родители начали приходить вовремя, а к тому, что опозданий стало больше.
Причина: введение штрафа сняло моральный стимул («я должен не опоздать») и заменило его экономическим («я плачу штраф») — и в результате поведение ухудшилось. Например, исследование в детском саду показало рост опозданий после введения штрафа.
Учителя в системе государственных школ Чикаго сталкивались с «высокими ставками»: их будущие зарплаты и положение зависели от результатов учащихся. В ряде классов обнаруживался резкий скачок результатов, затем падение — и с помощью анализа ответов и шаблонов выявлялись случаи мошенничества (например, стирание неверных ответов и подстановка правильных).
В мире сумо японского турнира: борцы с рекордом 7-7 (семь побед, семь поражений) в последнем туре побеждали борцов с 8-6 примерно в 80 % случаев, тогда как при повторной встрече та же статистика падала до ~40 %. Это наводит на мысль о договорённостях или нечестных сделках.
Отсюда вывод: чтобы понять, как ведут себя люди (учителя, спортсмены, родители), ищите стимулы — кто что получает и что теряет. Сила морального и социального стимулов недооценивается, и их нарушение может привести к неожиданным результатам.
Глава 2. Чем Ку-Клукс-Клан похож на агентство недвижимости?
Главная мысль — информационное неравенство (асимметрия информации) даёт тем, кто знает больше, значительное преимущество.
Организация Ку‑Клукс‑Клан базировала своё влияние не только на страхе и насилии, но на секрете: пароли, ритуалы, тайные церемонии создавали ощущение элитарности и устрашения.
Когда исследователь Stetson Kennedy разоблачил эти секреты, распространив их через популярное радиошоу «Adventures of Superman», сила Клана пошла на убыль.
Агенты по недвижимости — на первый взгляд мирное ремесло, но схожий механизм: они знают рынок и ботки гораздо больше, чем обычные продавцы или покупатели, и могут использовать свои знания в собственных интересах.
Так выяснилось, что многие агенты продавали собственные дома дороже и дольше, чем дома клиентов — именно потому, что их стимул (большая комиссия) был слабее по сравнению с клиентским стимулом (быстро продать за максимум).
Например, один агент убедил покупателя повысить ставку, мотивируя тем, что «рынок взлетит», и в итоге продавец потерял значительную сумму, а агент заработал лишь небольшую комиссию — но потащил сделку быстрее.
Вдали от недвижимости и ККК — в сетевых сервисах знакомств люди заявляли, что раса не важна, но большинство писем они всё равно писали представителям своей расы — что показывает: люди контролируют, что говорят, но не обязательно контролируют, что делают.
Интернет и открытая информация постепенно разрушают монополии знания: покупатели могут сами искать цены, читать обзоры, сравнивать — что снижает информационное преимущество экспертов.
Вывод: если вы — клиент или участник рынка, стремитесь уменьшить своё неведение и повысить свою осведомлённость; если вы — эксперт — будьте внимательны к тому, как ваши стимулы могут расходиться с интересами тех, кому вы служите.
Глава 3. Почему наркодилеры живут с мамами?
Здесь ставится под сомнение общепринятое мнение («общественное мудрое мнение») — что все уличные дилеры наркоты богаты.
Исследование социолога Sudhir Venkatesh, который в 1989 году проник в структуру банды Black Gangster Disciples в Чикаго, показало другое: структура банды напоминает корпорацию: верхушке достаются львиная доля прибыли, низовые «пехотинцы» — минимальные доходы, высокий риск.
Например, лидер отделения «J.T.» зарабатывал ~$100 000 в год, его «офицеры» около $700 в месяц, а уличные продавцы — менее $4 в час. Шанс быть убитым за четыре года у «пешки» — 1 из 4.
Суть: массовый приток людей на низовые уровни (уровень «войти в игру») означает, что доход низок, риск высок, продвижение мало вероятно. Тогда почему они остаются? Потому что стимул — шанс оказаться наверху — действует. Но когда люди понимают, что продвижения не будет, они уходят.
Также ключевой момент: появление крэка — дешёвого варианта кокаина — сделало бизнес массовым, повысило конкуренцию, расширило рынок, но одновременно усилило социальные проблемы: массивная преступность, тюремная нагрузка, разрушение сообществ.
Обсуждается, что рост преступности в США 1990-х был связан не столько с усилением полиции, сколько косвенно с более ранними социальными изменениями (в том числе легализацией абортов) — но это ведёт к следующей главе.
Вывод: важно не принимать на веру, что «все дилеры богаты», или что «наркоторговля — путь к лёгким деньгам». Нужно смотреть на внутреннюю структуру, стимулы и распределение риска и вознаграждения.
Глава 4. Куда делись все преступники?
В 1990-х Америка столкнулась с загадочным явлением - уровень преступности, который десятилетиями рос, внезапно резко упал. Газеты и политики наперебой объясняли это «умными» реформами, новыми полицейскими методами и экономическим подъёмом. Но за эффектными заголовками скрывалась куда более неожиданная причина.
Большинство популярных объяснений не выдержали проверки фактами. Экономический рост почти не влиял на количество убийств и грабежей, ведь преступления совершаются не ради зарплаты, а из-за импульсов, среды и безысходности. Увеличение числа полицейских дало лишь около 10 % снижения.
Рост числа заключённых тоже сыграл роль, но не более трети общей разницы. Даже знаменитое «патрулирование по горячим точкам», с которым ассоциируется имя Уильяма Брэттона в Нью-Йорке, оказалось мифом - преступность там падала и до его реформ, и с такой же скоростью в других городах. Законы об оружии, вроде «Акта Брэди», тоже оказались бесполезными, ведь чёрный рынок легко обходил любые запреты.
Смертная казнь, которую сторонники считали мощным сдерживающим фактором, статистически не оказывала заметного влияния. Её применяли слишком редко, а значит, страх перед ней просто не существовал. Даже демографический фактор - старение населения - не объяснял столь стремительного падения. Получалось, что все очевидные причины провалились.
Решение загадки оказалось там, где его меньше всего ожидали. В 1973 году Верховный суд США легализовал аборты по делу «Роу против Уэйда». Прошло двадцать лет, и к началу 1990-х в возрасте 18-25 лет, то есть именно в том, где совершается большая часть преступлений, оказалось меньше тех, кто, по статистике, чаще всего шёл на преступления: детей бедных, одиноких, совсем юных матерей.
Легализация абортов не уничтожила преступность напрямую - она просто изменила состав поколения, которое выросло.
Например, штаты, где аборты разрешили раньше (Нью-Йорк, Калифорния), первыми показали падение преступности. А там, где законы вводились позже, спад начинался позже и проходил с такой же скоростью. Цифры совпали слишком точно, чтобы это могло быть совпадением.
Этот вывод вызвал бурю негодования, ведь он затрагивал моральные и этические границы. Но в нём не было призыва, лишь сухая статистика. Порой самые драматичные изменения происходят не из-за новых законов и реформ, а из-за незаметных сдвигов в человеческой жизни, сделанных десятилетия назад.
Главный урок прост - не доверять очевидным ответам. Мир меняется не потому, что политики приняли правильное решение, а потому что тысячи людей когда-то изменили свой выбор. И часто именно эти тихие, незаметные решения создают новую реальность.
Глава 5. Что делает родителя идеальным?
Существует почти религиозная вера в то, что судьба ребёнка зависит от того, сколько любви, времени и усилий вкладывают в него родители.
Люди читают книги о воспитании, устраивают детей на кружки, запрещают телевизор и с гордостью возят их по музеям. Но когда тысячи детских тестов и опросов сопоставили с социальными данными, выяснилось: всё это почти не влияет на успех ребёнка.
На оценки детей и их будущие достижения слабо влияют повседневные родительские привычки. Ни чтение на ночь, ни строгое ограничение экранного времени, ни походы в театры не показывают ощутимой разницы в результатах. То, что родители делают, не так важно, как то, кто они сами.
Решающими оказываются факторы, которые не зависят от ежедневных усилий. Уровень образования родителей, их доход, возраст матери при рождении первого ребёнка, число книг дома, язык, на котором разговаривают в семье, - всё это влияет гораздо сильнее. Не потому что эти признаки напрямую обучают ребёнка, а потому что они создают среду, в которой формируется его отношение к миру.
Например, если мать родила ребёнка после 30 лет, значит, она, скорее всего, успела получить образование и накопить жизненный опыт. Такой ребёнок растёт в более устойчивой атмосфере.
Если в доме много книг, это не значит, что их читают, но это сигнал о культурных привычках семьи. А если родители владеют английским, ребёнок получает доступ к лучшим источникам знаний и коммуникации.
Интересно, что приёмные дети в среднем показывают более низкие результаты в тестах, чем их ровесники, хотя воспитываются в любящих семьях. Причина в генетике: биологические родители таких детей чаще имели низкий уровень интеллекта, и этот фактор передаётся. Это не умаляет роли воспитания, но показывает, что среда и наследственность взаимодействуют сложнее, чем кажется.
Когда исследователи сравнили школьные результаты белых и чёрных детей, оказалось, что до школы разрыв почти исчезает, если учесть социально-экономическое положение семьи. Но как только дети попадают в школы, где качество образования сильно различается, разница возвращается. То, что кажется расовым различием, на деле оказывается различием возможностей.
Вывод ясен: быть «идеальным родителем» в действиях бесполезно. Важно не то, что родители делают каждый день, а то, кем они являются и какую атмосферу создают. Ребёнок впитывает не наставления, а сам образ жизни родителей.
Глава 6. Идеальное родительство, часть II: Будет ли Рошанда пахнуть так же сладко под другим именем?
Имя ребёнка кажется символом судьбы. Родители выбирают его с особым трепетом, уверенные, что удачное имя сделает ребёнка успешным. Но имя - не причина, а следствие. Оно отражает социальный статус семьи, но не формирует его.
В бедных афроамериканских семьях часто встречаются уникальные имена вроде Имани, Де’Шон или ЛаТиффа. Такие имена становятся способом выразить индивидуальность и гордость, особенно когда мать молода, бедна и растит ребёнка одна.
Белые обеспеченные семьи предпочитают редкие и «утончённые» имена - Клементина, Акива, Генри. Каждое имя несёт не только звук, но и культурный контекст, в котором ребёнок растёт.
Имя само по себе ничего не меняет. Дети с именами «Де’Шон» и «Джейк», выросшие в одинаковых семьях, имеют одинаковые шансы на успех. Но типичный «Де’Шон» чаще рождается в неблагополучной среде, а «Джейк» - в обеспеченной, и именно это определяет различие в их будущих возможностях. Имя становится не причиной, а сигналом того, из какого мира человек пришёл.
Популярность имён движется как мода - сверху вниз. Сначала редкое имя выбирают образованные и богатые родители, потом оно становится массовым, теряет престиж и уходит в «низшие» слои.
Так было, например, с именами Эмили и Лорен. Когда-то их давали дочерям из хороших семей, но вскоре они стали популярными повсюду и перестали быть «элитными». Тогда высшие слои выбирают новые, редкие имена, и цикл повторяется.
Родители выбирают имя не случайно - это отражение их ожиданий. Они хотят показать, кем видят своего ребёнка. Но имя не способно изменить судьбу, если за ним не стоит поддержка, образование и стабильность.
Вывод очевиден: имя - лишь знак, а не инструмент.
Оно не определяет, каким станет ребёнок, так же как одежда не определяет личность. Важно не то, как зовут, а то, что стоит за этим именем. Настоящее влияние оказывают среда, культура и возможности, которые создают родители.